Несмотря на удовольствие от удачного концерта в ДК МАИ, первый состав «Происшествия» разбежался, просуществовав всего лишь пару месяцев. Скиф ещё в январе уехал зимовать в Нижний Новгород, где у него жили родственники и знакомые музыканты. Митя Усачёв после своего дня рождения так и исчез. Мы с Мишей и Аннушкой вскоре записали у меня дома всё, что хотели, но поскольку наши перспективы были совершенно непонятны, в конце марта даже Гусман решил покинуть состав, что и сделал — на две недели. С этого момента кандидаты на роль басиста менялись чуть ли не ежедневно, и они все до единого были хорошие ребята; портило их только полное неумение играть. Когда я приехал с одним из них к Гусману с намерением сделать пробную запись, Миша не выдержал и вернулся обратно в «Происшествие» просто для того, чтобы не было лажи.

От нечего делать мы часто ходили на концерты в ДК МАИ в качестве слушателей, чтобы найти единомышленников. Другой клубной альтернативы, кроме театра «СВ» в то время для нас просто не было. Спустя девятнадцать лет Дмитрий Студёный пустился в воспоминания о тех временах, благодаря чему я теперь знаю о них немного больше:

10 июля 1994 года состоялся первый концерт в помещении театра-студии «СВ» ДК МАИ, организованный участниками группы «Даждь» (я, Артемий Бондаренко и Александр Акимов). С аппаратурой помог Павел «Муми» Грызлов (группа «Мыс Челюскинъ»), который трагически погиб потом 28 февраля 1995 года. В помещение театра-студии мы попали с помощью тогдашнего гитариста Александра Акимова… В первом концерте сыграли группа «Даждь», Джек (Валентин Сохорев), Гурыч (Дмитрий Гурков) и Павел «Муми» Грызлов. Затем последовала череда концертов и до лета 1995 года они проходили в помещении «СВ» достаточно регулярно… при не-мешании этому руководителя театра-студии «СВ» Елены Левчук, которая тоже, к сожалению, трагически погибла уже несколько лет спустя… Многие записи с тех концертов у меня сохранились на кассетах…

Группа «Даждь», в которой пел Дмитрий Студёный, при всём уважении к этому человеку, нам казалась беспросветным занудством. В амплуа организатора концертов Дмитрий сделал невероятно много — особенно, для начинающих музыкантов — но его собственное творчество буквально вышвыривало нас из зала к пиву и сигаретам.

Зато мы полюбили группу «Львиная дуля», играющую в направлении, близком «Происшествию». Получалось это у ребят более технично за счёт басиста Артёма и перкуссиониста Джека. Они находились в непримиримой оппозиции к Студёному, да и вообще частенько оказывались в центре каких-нибудь скандалов — зато, в отличие от нас, были пробивными и в девяностых годах частенько играли в клубах посерьёзнее. Потом, как и большинство коллективов нашего поколения, «Львиная дуля» распалась. При всех своих амбициях они не были конъюнктурщиками. Дима писал впоследствии, что для него «музыка, песни, стихи — не инструмент карьеры, а способ выражения мыслей». Думаю, под этими словами подписался бы любой андеграундный музыкант.

В первых песнях «Львиной дули» было много русского рока, но мало поэзии. «Это представляло собой русскорочную акустическую хиппятину, только сдобренную матерщинными текстами, которые были хорошими, но довольно стандартными штампами о молодости, любви и глобальных проблемах», — так Гурыч впоследствии говорил о тех песнях в своих воспоминаниях.

Характеристика тусовки в ДК МАИ, данная Гурычем несколькими годами позже, настолько точна и безжалостна, что легче процитировать Дмитрия, чем пытаться сказать самому то же самое:

Заправлял «СВ» Дмитрий Студеный, который с группой товарищей натащил туда дешевого и чудовищно разнобойного аппарата, каких-то светильников, пульт «Электроника ПМ-1» и при помощи самопальных устройств заставил всю эту кучу хлама работать. Этого человека надо охарактеризовать особо.

Личная справка: Дмитрий Студеный (псевдоним) — лидер, вокалист и автор текстов полумифической группы «Даждь», названной в честь Дажь-Бога. Из данной группы впоследствии к нам перешел бас-гитарист, за что Дмитрий меня вероятно до сих пор не простил, хотя я тут ни при чем. В моей памяти он навсегда останется шоуменом-приспособленцем (точнее сказать, выкрестом), потому что тогда, в прошлом, упёрто и «всерьёз» гнал непонятные псевдославянские языческие фишки, пока «СВ» не накрылось медным тазом. Впоследствии, познакомившись с полезными православными деятелями, резко сменил имидж и ориентацию на православие, оставив тем не менее название «группы» (её уже не существовало) тем же, т.е. языческим. В настоящее время верховодит клубом «Факел», где устраивает концерты малоизвестным акустическим коллективам. Также на таких концертах читает лекции на затоптанные темы вроде «роль Башлачева в русской поэзии».

По своей сути «СВ» был жутким хиппятником, но, по правде говоря, я и сам был тогда гнилым хиппаном, хоть и агрессивным на язык. Просто приходили люди, рассаживались на спортзальных матах и потягивали дешевое пиво, пока на «сцене», состоящей из пары стульев что-то исполнялось. Однако этому месту я, пожалуй, наиболее благодарен, потому что именно там началась моя группа.

Примерно треть публики, сидящей в зале, состояла из музыкантов, ждущих своего выхода на сцену. Остальные люди были ими приглашены в качестве групп поддержки. Думаю, наша фан-группировка была одной из самых многочисленных, но мы с удовольствием поддерживали и других музыкантов, которые нам нравились — «Львиную дулю», «Джаз-оркестр памяти Сальери» (им будет посвящена отдельная глава) и других.

Саша Карпов у меня в гостях, набирающий текст песни “Туркменская девочка” (1998)

Александр Карпов, выступавший в то время под псевдонимом Тим Шиповник, прославился своими замечательными балладами на русском и английском языках, а также юмористическими произведениями, вроде «Динамо-машины»:

Пусть я не болельщик, не меломан, не бандит,
Меня надинамит «Динамо»-Тбилиси, динамики и динамит —
Динамо-машина взяла меня в оборот,
Весь мир — это динамо-машина, и я её вечный пилот…

Вскоре Карпов вступил в творческую ассоциацию «32 августа», которая состояла из молодых бардов, пытавшихся выйти за рамки жанра. Байки о пьяных дебошах Карпова народ передавал из уст в уста с чувством офигевания, да Карпов и сам любил рассказывать о себе разные были и небылицы, часть которых потом вошла в его прозу. Повесть «Туркменский самовар», в весьма брутальном стиле повествующую о нефтеразработках на Каспии, я считаю маленьким шедевром, достойным большой литературы:

Женщины здесь тоже звереют. Мужиков мало. Продуктов нет. Нищета. Горячая вода у них в городе два часа в день идёт. А холодная — часа три. Вот и рвутся на нашу базу в тщетных стараниях увлечь какого переводчика и уехать с ним куда угодно! Лишь бы не на край света, так как именно там они и живут.

Некоторые напротив, хотят кого-нибудь здесь оставить. Поди плохо — будет деньги приносить, омаров из столовой таскать…

Помню, поддал я как-то. Напала на меня одна такая. На шею бросилась. Целовать хочет.

— Ты не смотри, — говорит, — что мне тридцать восемь и у меня двое детей. Останься со мной! Я все для тебя делать буду! И готовить буду, и стирать буду! Только женись на мне!..
— Все — говорю, — замечательно. Вот только есть три «но».
— Какие? — спрашивает.
— Во-первых, — отвечаю. — готовить я люблю сам.
— Готовь! — кричит. — Готовь сам, милый!
— Во-вторых, — продолжаю я, — стирать за собой я тоже сам привык.
— Стирай, любимый! — всхлипывает. — Стирай, родной!
— А, в-третьих, — говорю, — я напился, а не е…нулся!..

В 1998 году мы с Сашей встретились после долгого перерыва в театре песни «Перекрёсток». Вскоре Карпов переехал в соседний подъезд со мной и стал часто у меня бывать — главным образом, чтобы набирать на моём компьютере тексты песен. Мы болтали на кухне, выпивали, поздравляли друг друга с днём рождения, но вместе не выступали. В принципе, нам было достаточно просто общаться: он рассказывал очередные байки, какие-то стихотворные экспромты, из которых, насколько я понимаю, мало что сохранилось, а однажды устроил диспут по поводу тонкостей перевода ирландской народной песни «Whiskey in the jar». Основное количество событий пришлось на последний год жизни Карпова: в 2002 году он начал выступать с группой «Ruadan», исполняющей ирландский фолк, летом выпустил первый, записанный на студии в Казани альбом, а осенью — погиб во время теракта на мюзикле «Норд-Ост». Уже после Сашиной смерти вышло его полное собрание сочинений.

Также к нашему кругу общения добавилась группа со странным названием «Кегли Маугли», игравшая джаз-рок, но при этом бывшая совершенно хипповской по своей харизме. Из её состава мы постоянно общались с вокалисткой Наташей Беленькой; были знакомы с басистом Бобом (Владимиром Гочуа) и клавишником Петром Костиным. Участники группы были взрослее нас, гораздо профессиональнее и относились к нам с некоторым снобизмом — во всяком случае, лидер-гитарист Костя Кремнёв. На концертах ребята исполняли классические англоязычные номера с таким мастерством и драйвом, что с публикой творилось что-то невероятное.

Помимо работы в «Кегли Маугли», в свободное время Костя Кремнёв писал собственные песни на русском языке. С акустической гитарой в руках он вёл себя тихо и почти застенчиво, из-за чего казался гораздо ближе, доступней. Иногда мы с ним выступали на одних и тех же концертах, но так и не сошлись — Костик нас не расценивал ни за музыкантов, ни за людей. Многие его тогдашние песни впоследствии составили новую, русскоязычную программу группы. Я помню фрагментарно только одну его песню — рэгги «Облом» с вокалом Наташи:

Солнце погасло, тьма вокруг — будь здоров,
Мёртвое море вышло из берегов,
Ах, если б мы были рыбами, мы бы ушли на дно,
Но облом есть облом: непредвиденно!

Эта группа была удачливее многих — засветилась на радио и телевидении, и будь на Олимпе к месту её стиль, быть бы им звёздами. Лишь однажды, в 1996-1997 годах их биография дошла до такой точки, что, казалось, успех наших друзей неотвратим. Но победа на «Фестивале надежд» в 1996 году, как и победы на множестве других фестивалей, ничего им не дали. Лучшая, на мой взгляд, программа была записана в альбоме «Беленькие блюзы» с Наташей Беленькой. После 2001 года о «Кегли Маугли» больше не было слышно; знаю лишь, что Костя Кремнёв преподаёт гитару точно с таким же апломбом, как в 90-х годах.

Кегли-Маугли. На переднем плане Константин Кремнёв, сзади Наташа Беленькая. 1995.
Кегли-Маугли в Арт-кафе Хамелеон, 1996. С гитарой Костя Кремнёв, с басом Владимир Гочуа.

Изгнание «Даждя» из театра «СВ», по слухам, произошло из-за того, что Студёный, решив подзаработать, организовал в Большом зале ДК МАИ концерт группы «Автоматические удовлетворители», слушатели которой разнесли к чёрту весь зал. В отличие от Гурыча, мы не конфликтовали со Студёным и годом позже два раза выступили в основной программе «Факела», да и потом не раз играли на организованных им концертах. Как бы то ни было, он был одним из немногих, кто помогал в те годы молодым авторам впервые выйти на сцену. И я благодарен ему за приглашение выступить на концерте, который стал для нас первым.