Что мне особенно нравилось в нашей компании — это стиль общения. Мы постоянно подтрунивали друг над другом, а «полярный» фольклор сплошь состоял из каких-то забавных историй. На ровном месте рождались пародии, шутки, забавные фразы типа «три хлебанки буха, ачка пастры и молокет трипака» (по преданию, эта фраза была сказана Серёжей Маленьким в сельском магазине, и что самое важное, его поняли!). Крис завела обычай петь мою песню «Домой, в другие времена» за мытьём посуды, делая тем самым прозрачный намёк Комиссару, что её было бы неплохо сменить на этом посту. Ну а Гусман однажды всех рассмешил, предложив кому-то «обратиться к дальтонику», перепутав того с окулистом.

Две наши компании окончательно сплотило совместное путешествие на озеро Селигер. В составе экспедиции присутствовали Миша Гусман, Митя Лихачёв, Комиссар с Крис и некто Олег Панкуха; меня же в последний момент не отпустили родители. После возвращения экспедиции мы (я, Лихачёв и Гусман) торжественно вступили в ряды полярников и принялись благоустраивать общую репетиционную базу в подвале жилого дома на улице Строителей (ст. м. «Университет»), в районе которого, вероятно, и по сей день живёт Коля Бродяга. В подвале было ужасно сыро, повсюду валялись пустые и полные бутылки — непременный атрибут полярного быта — но зато там была полная ударная установка и ударник «К. Б.» Сергей Кокин по прозвищу Ганз Иваныч, в совершенстве умевший на ней играть. Вызвавшийся ночевать в подвале и сторожить аппаратуру Скиф кутался в шарф и без конца кашлял. Предлагали остаться на ночь на базе и мне, но туда я стремился туда намного меньше чем на Селигер.

Наличие общей репетиционной базы помогло нам собрать полновесные составы «Шпиля» и «Неполного набора». Поначалу из-за неверного распределения ролей и излишней тяги к экспериментам я был вынужден играть на басу и петь; партии гитары исполнял, конечно, Гусман. Ожидалось, что в будущем Миша тоже соберет команду и будет петь свои песни, но этого так и не произошло. В последний момент к составу «Неполного набора» присоединилась моя подруга по Арбату Аннушка Гришина, подпевавшая в летней записи у Гусмана (эти две кассеты получили названия «14» и «Революция в душе»). В обеих группах — и в «Шпиле», и в «Неполном наборе» — на барабанах стучал Ганз Иваныч. Благодаря ему звучало всё это отнюдь не безобразно.

После нескольких репетиций все три группы были приглашены в ДК Метромаш на ст. м. «Улица Подбельского» (теперь «Бульвар Рокоссовского»). Помню, что путь к этому месту лежал через какие-то заводские проходные, потом надо было повернуть в один коридор, в другой, открыть незаметную дверь, пройти по какой-то лестнице и лишь после этого попасть в маленький аккуратный зальчик — одним словом, это был путь посвящённых, и случайных людей там просто не могло быть. Повод был соответствующим: мы должны были разогревать выступление хэви-металлической группы с идиотским названием «Небесный Рейх», которая в ту ночь отмечала свою годовщину. Этот концерт был построен по типу вечеринки «для своих», но полярников туда просочилось не меньше, чем к пивной палатке на 2-й Квесисской улице — человек двадцать, а то и больше. Как обычно, много времени ушло на отстройку звука, потом мы пытались оттащить прожорливых товарищей от банкетного стола, и ближе к ночи наконец-то начали выступление.

Первыми играли, кажется, «К. Б.» — всего одну песню, «Рок-н-ролл зовёт», больше в то время они не были в состоянии отрепетировать. Остальные музыканты изобразили горячую поддержку зала, крича и размахивая руками (непревзойдённым мастером в организации фанатского движения был Лихачёв). Потом на сцену вышел «Неполный набор» с песнями «Моя революция», «Скандал в детском саду» и «Автобус». Первую из них слушатели пропустили мимо ушей, но на второй зал немного разогрелся. Третью композицию до этого мы репетировали всего один раз. Перегнувшись через ударную установку, я закричал барабанщику: «Серёг, играем рок-н-ролл, ты вступаешь первым», после чего Ганз Иваныч врубил рок-н-ролльный ритм гораздо быстрее ожидаемого. Миша включил фузз, а я, поняв, что всё равно не сумею сыграть на басу свою партию без ошибок, быстро перестроился на панк-волну и стал рубить по струнам как попало. Итоговый результат приближался к тому, как «Гражданская Оборона» играла бы Элвиса Пресли. Чтобы продемонстрировать, что так всё было задумано, мы старательно носились по сцене; я сбросил на пол шляпу, одолженную только что у Бродяги, а Гусман сделал вид, что прыгает по ней. В итоге всем понравилось наше выступление, а мы с Мишей поняли, что умеем беситься на сцене вполне вдохновенно.

Третьим выступал «Шпиль» с тремя-четырьмя песнями — в целом, более спокойными, чем у нас. К сожалению, в последней из них Ганз Иваныч случайно опрокинул бас-бочку, сломав педаль, и это стало самым запоминающимся эпизодом в выступлении Лихачёва. Час, потраченный на ремонт ветхих ударных, мы заполнили употреблением алкоголя и возбуждённым обсуждением нашего сценического дебюта. Что касается хэдлайнеров, то «Небесный Рейх» играл какую-то ахинею а-ля «Ганз-н-роузиз». Запомнилась мне у них только самая первая песня и только из-за названия «Зеленый глюк». Было заметно, что эти парни играют для того, чтобы поразить воображение неискушённых девочек, но именно таких в зале и не было — были только друзья-металлюги, нетрезвые полярники и прожённые тусовщицы типа Крис и нашей Аннушки, которых эта попса не цепляла. В конце концерта музыканты всех четырёх групп поднялись на сцену и организованно запели «народную» песню «Егор Туалетов», три аккорда которой легко разучивались без всяких репетиций.

После концерта в ДК Метромаш мы ещё несколько дней подряд ездили на базу к полярникам и даже попытались записать пару песен на мой старенький магнитофон. Вечером тридцать первого августа мы с Аннушкой и Мишей возвращались к метро «Университет» после заключительной летней репетиции. Был теплый летний вечер, и думать о школе не хотелось. Кто-то из нас пошутил, что «наш набор стал полным». Это подвело черту под волшебным летом 1994 года. Что делать дальше? Мы точно знали одно, что мы хотим играть музыку, и что мы стоим на пороге чего-то нового и очень большого. Чтобы понять, к чему мы пришли, не потребовалось много времени.

Название «Происшествие» возникло за несколько дней до моего шестнадцатилетия — по официальной версии, в честь веселья, устроенного в «Метромаше». Но были и другие причины: интуитивно я понимал под происшествиями интересовавшие меня исторические события и вообще побудительные мотивы к творчеству; к тому же это была своеобразная адаптация английских терминов happening и performance. Приглашая друзей на праздник, я сразу всех предупредил, что у нас с Гусманом и Аннушкой возник новый музыкальный проект, но на деле пока поменялось лишь название: ни репертуара, ни аранжировок толком не было. И всё же ребята были заинтригованы. Мои родители интеллигентно пошли к кому-то в гости, дав мне карт-бланш. Прощаясь, папа попросил меня только о том, чтобы мы не пили водку. Вняв его словам, я купил ящик пива; остальное гости донесли сами.

На квартирнике 19 сентября 1994 года собрались составы «Происшествия», «Шпиля», почти полный комплект «Курских близнецов» и друзья-полярники, наша тульская подруга Ольга Анархия, плюс несколько моих друзей детства. После того, как мы с Гусманом и Аннушкой сыграли «Мою революцию» и «Автомобильный блюз», по недоброй традиции, сгорели оба имевшихся усилителя — мой и гусмановский. Тем самым новорожденная группа впервые подтвердила своё название: с «Происшествием» постоянно что-нибудь происходило. Но мы специально выбрали такое название, потому что не любили скучать.

Так как сейшн окончился, толком и не начавшись, все приступили к беспорядочному распитию алкоголя. Джинчарадзе, как обычно, издевался над Крис: «Как тебе идёт это серое платье, прямо под цвет лица!». Тимофей Волков открыл припасённую бутылку водки. «Курские близнецы» исполнили новую песню «Тот, кто счастлив, тот и прав»; Лихачёв рухнул перед ними на колени, пафосно воздев руки к потолку. Камера в руках кого-то относительно трезвого продолжала записывать весёлый рок-н-ролльный беспредел.

Вечер закончился безумно, в моём стиле — как раз «открытием восточного полюса», о котором я упоминал ранее. Провожая ребят к автобусной остановке, я внезапно издал истошный вопль и бросился в кусты на углу Ташкентской улицы. «Что там?», — спросил Бродяга. «Восточный полюс!», — ответил я и воткнул в землю прутик, отмечая предполагаемую земную ось. Почтив уважением это место, мы посидели в кустах ещё минут пятнадцать, попивая пиво… Самое интересное, что спустя двадцать лет именно на этом месте открылась станция метро «Юго-Восточная». Ну не пророк ли я?

К сожалению, через пару недель я поссорился с Карамышевым на почве моей нелюбви к патриотическому пафосу русского рока. Повод вызвал недоумение в нашей компании. «Мы любим их совсем не за то», — не соглашался со мной Саша. И хотя ссора не была долгой, наша тусовка отсоединилась от «полярников», а группа «Происшествие» зажила самостоятельной жизнью. Тут-то я вдруг и понял, почему в репертуаре «Курских близнецов» было так мало песен — проводя время за распитием пива, они просто не успевали их писать. И хотя я, вроде бы, тоже любил пиво, но на сочинение песен тратил всё свободное время и постепенно прогрессировал.

Что касается ДК Метромаш, впоследствии там прошёл ещё один концерт — уже без моего участия. На нём состоялось единственное на моей памяти сольное выступление Гусмана — с участием «Курских близнецов», на котором Миша спел трогательное посвящение нашим друзьям под названием «Полярная ночь».