Я не хотел жить в Жулебино в одиночестве — и, к счастью, его не получилось. «Первая анархическая коммуна» возникла у меня дома в сентябре 1998 года, когда Толика Ковалёва погнали из общаги, а Жака — из служебной комнаты в «Перекрёстке». Постоянными участниками её считались только мы втроём, но обычно реально тусовалось человек пять-десять — включая Диму Горяинова, Ворона, Светлану Гольдфельд, Евгения Шобанова, Чёрного Фельдшера, Юлию Тузову, участников ассоциации «32 августа» Сашу Карпова, Дмитрия Авилова, Сергея Биличенко, и других одиноких людей, которым было некуда деться. Биличенко был единственным, кто приезжал в коммуну в костюме, потому что с утра ему надо было на работу (впрочем, после ночных попоек он туда почти никогда не выбирался). Обычно мы его выматывали просьбой исполнить одну и ту же короткую песню под названием «Прогуливаться» — и он покорно пел то, что просили. С Галей в то время у меня наметилось охлаждение отношений, и в коммуне она почти не бывала, но зато она стала намного чаще приезжать в «Перекрёсток» — просто для того, чтобы попасться мне на глаза.
С деньгами у нас было очень плохо, так как их добывал только Жак, а всё остальное пропивалось. На выходные мы разбредались по родственникам, чтобы отъесться, а в понедельник Ларс привозил сумку еды, которой, как правило, хватало до среды. Мучились мы, впрочем, не столько от голода, сколько от однообразия пищи: не спасали даже поварские таланты, прорезавшиеся в экстремальной ситуации у меня и особенно у Ларса. Впрочем, первое время мы проводили вполне гедонистично: лёжа на кухне с рюмками коньяка, смотрели чемпионат мира по футболу и болели за Францию, которая в итоге победила.
Правила обитания в коммуне болтались пришпиленными к пустому холодильнику и выглядели следующим образом:
ДЕКРЕТ ОБ ОСОБНЯКЕ. 1) Особняк князя Алексея Владимировича Караковского-Дикого является достоянием народа. Берегите его! 2) Конспирация является одним из главных столпов обитания в особняке. По первому требованию князя (в случае приезда родителей) гости переходят на нелегальное положение и покидают особняк. 3) Законодательная, исполнительная и прочая власть принадлежит князю. 4) Жители особняка являются Частными Гостями князя (Жак, Ларс) и составляют собой коммуну. 5) Третья (высшая) полка шкафа — хозяйская. Заведует ей князь (также Жак и Ларс). 6) Медицинская помощь — Илья Родионов, он же «Чёрный Фельдшер». 7) Информационная поддержка — газета «Бард’Арт» (Жак, Бил, Дмитрий Горяинов). 8) Общий патронаж — Всемирная Конфедерация Дзен-Анархистов. P.S. К посещению (длительному) не допускаются: Заяц Питерский (спаливший кастрюлю) и Рома Ресс (вообще молчу). СПИСОК МОЖЕТ ПОПОЛНЯТЬСЯ. БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ! 05. 10. 98. Князь Караковский.
Специально для Ковалёва: ЧТО БЫ ТАКОГО ЛАРСУ СДЕЛАТЬ ХОРОШЕГО, ЧТОБЫ ВСЕМ СТАЛО ПЛОХО? 1) Починить видак. 2) Всех возлюбить. Вернее, не всех, но одновременно. 3) …и немедленно выпить. 4) Декларировать свои философско-мировоззренческие взгляды имманентно ларсовой объективной реальности при помощи нетривиально сформулированных лексических конструкций. 5) Во время банкета освободить себя в пользу голодающих особняка. 6) Сказать слова любви и дружбы Жаку (далее — по обычному сценарию). 7) Замолчать. Все испугаются и позовут Фельдшера, чтобы он профессионально во всём разобрался. Волноваться будут. Если будет продолжать молчать — за Ларса; если заговорит — за Фельдшера. 8) От этого будет плохо, правда, только лишь Жаку. Привезти из Клина 200 тонн репчатого лука.
Ларс любил всех позабавить рассказами о своей жизни в общежитии. Сейчас я уже довольно смутно их помню, но тогда они пользовались большой популярностью. Кроме женщин и алкоголя, особую тягу Толя испытывал к дверям. Как-то ночью он, например, по непонятным причинам решил лечь спать на дверь, положенную поверх кровати. Проснувшийся от шума сосед по комнате, Макс, от страха чуть не помешался: в темноте ему показалось, что укрытый одеялом Ковалёв парит над своей кроватью примерно в полуметре.
В другой раз Толик вернулся в комнату с разбитой мордой, но был так пьян, что ничего не смог рассказать. Лестничная клетка этажом ниже была залита кровью. Угрозу насилия над обитателями соседних комнат удалось предотвратить только тогда, когда следы крови обнаружились и на двери: спускаясь по лестнице, Толик вписался лбом точнёхонько в самый край.
Самая длинная история, пересыпанная подробностями о сдаче летней сессии, повествовала о том, как соседи Ларса по комнате решили изготовить двадцать литров яблочной браги, но в итоге выпили намного больше, купив ещё и водки. Вскоре друзья разъехались, и остатки бухла достались Толику. Сидя на подоконнике и свесив вниз ноги, он пил брагу из ковшика и кричал что-то вроде «Эгегей, твою мать!», пока ветер внизу вырывал с корнем деревья — это начинался знаменитый московский ураган 1998 года, не оставивший на Цветном бульваре почти ни одного тополя, после чего эти деревья стали планомерно вырубать.
Незадолго до начала концертного сезона 1998-1999 гг. Горяинов раздобыл где-то просроченные консерванты шотландского производства, из которых при желании можно было гнать пиво. Для изготовления напитка, которым занялись Дима и Жак, было решено избрать, разумеется, мою квартиру, после чего всё стало очень серьёзно: в ванной у меня теперь стояло две двадцатилитровых бутыли, а гигрометр стал обязательным атрибутом повседневности. Каждой партии присуждалось своё собственное название, и предполагалось, что пиво будет поступать на продажу в «Перекрёсток», но примерно четверть мы всё-таки выпивали. Честно говоря, ни до, ни после мне не удавалось попробовать ничего вкуснее этого пива.
Ради развлекухи я стал иногда писать шуточные посвящения участникам коммуны, которые нумеровал. Припоминаю, например, «Первое посвящение Св. Гольдфельд»:
Светлана… ты ли это, детка?
Спонсируй друга сигареткой!..
Не детка?.. Как?.. Не может быть!..
Ну, хоть оставь мне покурить!
Кроме «Посвящений» писались и новые песни. Я снова попытался поэкспериментировать в жанре панк-рока, но эпатаж и шизоидность «ППШ» уступили место иронии. Эти несколько произведений, объединённые в цикл «Хулиганские песни», стали очень популярными в среде наших слушателей. Песни «Симпатичная девица у окна», «Я ночевал в подъезде» и, особенно, «Я собираю бутылки» мы пели чуть ли не на всех концертах:
Ты в кресле сидишь и читаешь Бальмонта
При свете свечи со стаканом вина,
А я все ищу пятый месяц работу,
И ты пятый месяц не любишь меня,
Ведь я собираю бутылки!
Окончательно мы обнаглели в середине сентября. Моё двадцатилетие справлялось на широкую ногу. Гостей в коммуне побывало за день не менее пятидесяти. Сначала мы пытались лепить уральские пельмени, и даже сварили какое-то количество, но потом просто стали пить. В два ночи в дверь постучались заспанные соседки со второго этажа. Однако, когда дверь им открыли двое джентльменов в костюмах-тройках и шляпах (я и Тышевский), аргументов у женщин не нашлось.
С рассветом мы с Вороном отправились в супермаркет за дополнительной порцией пива. У входа нам встретился замызганный мужичок и попросил денег на опохмелку. Мы попросили его подождать и от хорошего настроения просто подарили двухлитровую бутылку. Совершенно осчастливленный дядя поинтересовался, чем вызвана наша щедрость. Когда я сообщил, что мне исполнилось двадцать лет, он сорвался с места и вскоре вернулся с новеньким фотоаппаратом «Зенит», который вручил мне в качестве подарка. Впоследствии этот фотоаппарат мне прослужил довольно долго.
Вскоре коммунары обнаружили в гаражах напротив дома маленькую пивную. Это место, расположенное в черте соседнего города Люберцы и посещаемое исключительно местными маргиналами, мгновенно стало культовым. Фотографии тех лет сохранили следы присутствия в пивной Жака, Ларса, Оли Агаповой, Гали и даже моей сестры Маши. А уж в каком количестве текстов промелькнула эта пивная, и вовсе сосчитать невозможно, однако, самым известным из них стала песня «Каберне».
Ещё один запоминающийся случай, связанный с пивом и Горяиновым случился незадолго до Нового года, когда Дима отправился на день рождения Жени Шобанова по прозвищу Дух — по сути, продюсера «32 августа». Согласно традиции, праздник проходил в лесу у костра, а ночевали все в палатках. Вообще, зимняя ночёвка в палатке при должной подготовке — вещь не самая сложная. Но пьяному Диме не повезло: во время сна он был выпихнут к выходу и страшно замёрз. Проснулся он от холода и похмелья одновременно — первым в лагере.
Взять с собой пива на опохмелку в зимний лес — это весьма оригинальная идея. Пытаясь воспользоваться заначкой, Дима быстро понял, что погода сыграла с ним злую шутку: пиво замёрзло. То, что от него осталось, пришлось разогревать на костре, причём на каждую бутылку приходился кусок льда размером с кулак, а оставшаяся жидкость была тёплой, почти горячей. Вкусив получившуюся отраву, Дима не заметил, как напился вторично. Явно было пора возвращаться из леса, но тут Горяинов сделал крупный стратегический просчёт: не дождавшись электрички, он поехал автостопом; печка же в машине, как назло, не работала… Когда Горяинов добрался до коммуны, мы немедленно объявили его анархическим Дедом морозом, дали водки и вообще очень сильно заботились о его здоровье.