Мне хотелось бы рассказать подробно о первом составе «Происшествия». Каждый из этих людей оставил свой след в нашей памяти и нашей музыке.
Миша Гусман, играющий в группе и по сей день, был старше всех нас (родился в 1972 году) и опытней — а потому пользовался авторитетом. Ни одна запись не проходила без его участия, ибо Миша приносил необходимую аппаратуру, отстраивал звук под линейную запись, а также умел играть на нескольких инструментах (бас, ритм-гитара, губная гармошка и перкуссия). Обычно на людях Гусман был неразговорчив, но если начинал что-то рассказывать (чаще всего это были его трактовки песен «Происшествия»), то это было очень увлекательно, нетривиально и часто сопровождалось блистательными рисунками: например, к какой-то из песен он изобразил на клочке бумаги перекошенную кошачью морду и надпись: «Редкая кошка добежит до середины Кутузовского проспекта…».
Что касается авторского песенного творчества, за всю историю «Происшествия» было сыграно всего лишь пять Мишиных песен, но даже из этого творчества сохранилось совсем немногое. Вот, например, довольно своеобразный отрывок из песни «Вторая версия»:
И желто-серый распростертый день,
Как серый кот, залижет ему раны,
Серьезный гражданин посмотрит на часы…
Усмехнется. Ещё слишком рано…
Зато Миша очень здорово адаптировал под своё исполнение мои песни, вдыхая в них вторую жизнь. «Сиамский кот», «Мы просто будем здесь жить», «Сергей Есенин», «Русалочка» и множество других благодаря ему зазвучали намного лучше. Собственно, во многих случаях я мог так и не узнать о чём я пишу, если бы не Гусман, который обдумывал, рассказывал и дорисовывал практически каждую нашу новую вещь.
Флейтист «Происшествия» Дима Игнатов, предпочитающий называть себя Скифом, был моим ровесником. Музыкант-мультиинструменталист, Дима бросил школу после девятого класса и с того времени вёл маргинально-эстетский образ жизни, записывая в своей комнате с друзьями-музыкантами монументальные произведения в духе «King Krimson». Все эти многочисленные люди, выходцы из самых разных регионов страны, у него и жили, принося в меру финансовых возможностей еду и выпивку. Не все они умели играть на музыкальных инструментах, но каждый пытался заниматься творчеством на свой лад — рисовать, писать стихи, шить или хотя бы плести фенечки. В силу организационных сложностей группа Скифа практически не давала концертов. Именовалась она иногда «Межмозговой центр имени Глобуса», а чаще вовсе не имела названия. Из всего творчества Димы память сохранила одну очень колоритную строку: «Терпение и труд всё перетрут; рассудок является их конечной жертвой». Один из лучших альбомов назывался «Насекомое с чесноком», долгие годы считался утерянным, пока вдруг не всплыл в 2018 году.
Дима внешне был удивительно ярок: вечно мерзнущий, закутанный в свитера и шарфы веснушчатый субъект с шапкой очень длинных и кудрявых огненно-рыжих волос. Ещё Скиф курил трубку, набиваемую обычно табаком из бычков, собирал в трёхлитровую банку сигаретный пепел и не терпел матерщины (мы, к сожалению, все отчаянно сквернословили). Комната Скифа выглядела как после землетрясения. На пол, застеленный спальниками и считающийся местом предполагаемого сна многочисленных обитателей, были вывалены в невообразимом беспорядке все вещи хозяина. Это были, главным образом, музыкальные инструменты и их отдельные части, аппаратура, какие-то бумажки и прочие следы творческой деятельности; «учебная» ложка с дырочками и куча грязных тарелок. Сам хозяин, как правило, располагался также на полу, между вещами. Стены были густо изрисованы разнообразными рисунками и лозунгами, из которых ярко выделялась надпись «Наркотики — не путь, а тупик». Из дома Скиф выходил редко, службы в армии каким-то образом намеревался избежать, а в качестве работы признавал только игру на флейте в переходе. Удивительно, но такой же отстраненный образ жизни в той или иной степени вела вся его семья: мама, брат Петя и сестра Алёна, очень внешне похожие на Диму.
Запомнился день рождения Скифа, на который мы с Мишей Гусманом приволокли подарок, придуманный в стиле Димы: полиэтиленовый мешок с кучей разнообразного хлама (от гвоздей до гаечного ключа) и маразматической инструкцией по применению. Кроме того, на выхинском рынке был куплен «набор юного курильщика», состоящий из десятка самых дешёвых сортов российских сигарет (мы с Гусманом курить такое не могли), и коробка хозяйственных спичек. «Набор» был употреблён обитателями квартиры по прямому назначению буквально за несколько дней.
К группе Скиф присоединился по моей просьбе, после знакомства на дне рождения Карамышева, и взял в руки флейту лишь в качестве эксперимента: бас-гитара ему была привычней. После того, как Дима неоднократно покидал «Происшествие», а однажды наконец ушёл насовсем, мы долго ещё с ним общались и изо всех сил пытались друг другу помочь в каких-либо проектах — примерно до 1998 года. Особенно близко со Скифом сошёлся Миша Гусман. Он был также единственным, кто смог посодействовать Диме в его музыкальных экспериментах. Остальные просто не до конца понимали необычные идеи или недостаточно хорошо владели музыкальными инструментами, как я (моё время пришло позже). Когда в 2010 году мы встретились после многолетнего перерыва на казанском фестивале «Зиланткон», Дима играл на бас-гитаре в известной питерской фолк-группе «Dartz» и выглядел, к моей радости, вполне благополучно.
Аннушка Гришина, по прозвищу Разбойница, была младше меня на год, но школу заканчивала одновременно со мной. Познакомились мы у Стены Цоя на Арбате, я ей дал послушать записи Башлачёва, и с того времени мы крепко подружились, проводили друг с другом много свободного времени. На какой-то из тусовок выяснилось, что у Ани неплохие вокальные данные, и мы решили попеть вместе. Аня исполняла партию второго голоса в «Моей революции» и ещё нескольких вещах, делая определенную погоду в группе, но её немногочисленные песни, написанные в 1995 году, в «Происшествии» не исполнялись. Самая лучшая из них, «Я хочу лишь туда» была записана лишь в 1999 году для домашнего альбома «Кино в стиле джаз». Музыка сыграла роль в её биографии: после школы она поступила учиться в Московский институт связи на звукооператора, работала некоторое время на телевидении. Когда же мы столкнулись в Интернете, она меня просто ошарашила своим псевдонимом — Мать великого Алонсо. Оказалось, имелся в виду Аннушкин сын по имени Алексей. Мы до сих пор иногда пересекаемся.
Дима Усачёв («Пинк»), Анин ровесник, был однажды встречен на Арбате и поразил меня тем, что запомнил крайне замороченную песню «Ансельмо» от начала до конца — музыку и частично слова. Правда, к моменту появления в составе «Происшествия» он был серьезно занят учёбой на первом курсе МФТИ, много сил отдавал игре «Брэйн-ринг», покорению девичьих сердец и популярному в те годы портвейну «Сальвита». Думаю, что все эти неотложные занятия и сделали Митино пребывание в «Происшествии» столь скоротечным. Фактически он принял участие только в записи альбома «Колокол времени», в дебютном концерте и пригласил всех к себе на ставший эпическим день рождения, после чего исчез. Правда, впоследствии он ещё пару раз пытался вернуться в группу, но всякий раз попадал на те периоды, когда «Происшествие» не вело активной музыкальной деятельности, или прилагал недостаточно усилий, чтобы отложить свои дела.
Существенной сложностью в наших условиях было отсутствие ударных инструментов, и вариантов тут было два. Можно было заменить ударную установку перкуссией, под которой подразумевалась погремушка из горсти риса и пивной банки. С другой стороны, был вариант опробовать электронные ударные, но не профессиональную драм-машину, а хотя бы простенький синтезатор, с возможностями которого я познакомился в Лондоне. С течением лет ударная установка в «Происшествии» хронически отсутствовала, и потому наши привычки выработались ещё во время работы над первым альбомом: если мы играли акустику, то использовали погремушку, а если музыка была потяжелее, то подключали электронные ударные.
Но даже простенький, «детский» синтезатор ещё предстояло купить. Подаренных на день рождения отцом ста долларов для этой цели не хватало, синтезатор стоил сто десять. Каждый вечер мы со Скифом и Гусманом ходили играть в переход на «Пушкинскую», чтобы собрать нужную сумму, но на следующий день курс доллара вырастал, и всё начиналось сначала. Наконец, сжалившись, мой отец добавил десять долларов. Накопленных рублей нам хватило также на провода и переходники, которыми мы пользовались ещё много лет.
К Новому Году «Происшествие» наконец записало свой первый альбом «Колокол Времени». Альбом не был совершенным — особенно по части исполнения — однако концептуально был вполне выдержан и начинался, конечно, «Моей революцией», а заканчивался «Юродивым». Некоторые песни («Аракчеев мёртв», «Конец Хитрова рынка») сознательно списывались с определённых исторических событий. Впоследствии этот подход я назвал «роком с учебником истории», и в какой-то степени он превратился в отличительную черту «Происшествия».
Хитров рынок издавна был пристанищем всех уголовных элементов города, которые ютились здесь в многочисленных ночлежках. Притоны чуть ли не официально делились на разряды. В высших обитали фальшивомонетчики, налетчики, медвежатники, крупные домушники; в средних находили все, что им требовалось, ширмачи, поедушники, голубятники, а ночлежки низшего разряда заполнялись преимущественно нищими, портяночниками и мелкой шпаной.
В домах Румянцева, Ярошенко и Кулакова имелись и отдельные комнаты — «нумера», которые предоставлялись почетным гостям. Здесь находили себе приют международные взломщики сейфов типа Вагновского и Рыдлевского, расстрелянных в 1919 году, известные бандиты, как, например, Павел Морозов, Котов и Мишка Чума, фальшивомонетчики и крупные авантюристы.
На Хитровом рынке большими партиями скупали краденое, нюхали кокаин, ночи напролет играли в штосс, железку, ремешок, пили смирновку и ханжу. Здесь же разрабатывались планы наиболее крупных дел.
Хитрованцы не без юмора называли рынок «вольным городом Хивой», и это название довольно точно отражало его положение. Полиция сюда заглядывала редко, и рынок жил по своим собственным законам. (…) Румянцев, Ярошенко и Кулаков, которым дома на Хитровке приносили сказочные доходы, всеми силами противились уничтожению рынка, используя для этого свои связи в городской думе и в канцелярии генерал-губернатора. Да и сами обитатели Хивы хорошо знали, как надо поддерживать хорошие отношения с сильными мира сего.
Из книги: Ю.М. Кларов, А.А. Безуглов, 2020. Конец Хитрова рынка. — М.: «Центрполиграф», 2020.
В имении Аракчеева действовала изощренная, детально разработанная система наказаний крепостных. Им было даже составлено целое «Уложение о наказаниях», в котором была предусмотрена «известная постепенность». За первую вину секли на конюшне, за вторую отправляли для наказания в Преображенский полк, где виновных били особыми палками, получившими название «аракчеевских».
Была у Аракчеева и «домашняя» тюрьма, именуемая «Эдикулем» — темное, сырое и холодное помещение, где держали провинившихся, выдавая не более фунта хлеба и кружки воды в сутки. Даже после смерти Аракчеева крестьяне долго не могли без содрогания вспоминать о ней. Было у Аракчеева и место «ссылки» для провинившихся крестьян — удаленное на 300 верст от Грузина поместье Курганы.
По свидетельству современников, «мужики, стесненные, с одной стороны, внешней дисциплиной, а с другой — задавленные деспотизмом владельца, совершенно отупели». Не выдерживая «тиранства и мучительства» своего барина, одни кончали жизнь самоубийством («в воду кидались и с горя топились»), другие спасались бегством в новгородских лесах.
Определялся и порядок заключения браков между военными поселянами. Вот что гласил один из приказов Аракчеева: «Составить списки, кому пора жениться и выходить замуж; в назначенный день собрать тех и других; свернутые билетики с именами женихов и невест кидать в две капральские шапки и производить розыгрыш, кому кто достался».
Поселянки, которые по каким-либо причинам не смогли выйти замуж (ввиду «уродства» или за «недостатком женихов»), отселялись в другое место. А вот как поступали со вдовами: «Вдовам, которые еще в таких летах и в таком положении, что могут впоследствии выйти замуж за военных поселян, провианта ие выдавать до вступления в брак»; тем, которые уже в силу своего возраста ве смогут выйти замуж, выселять из округов военных поселений «как бесполезных для поселений» и «ради сокращения казенных расходов».
Строгому надзору подвергалась и нравственность военных поселян. За «прелюбодеяние» секли не только виновных мужчин, но и женщин. Наказаниям в виде денежных штрафов подвергались рядовые поселяне и офицеры, замеченные в несоблюдении религиозных обрядов.
Из книги: Федоров В.А. М.М. Сперанский и А.А. Аракчеев. — М.: Изд-во МГУ, Изд-во «Высшая школа», Изд-во «ЧерРо», 1997. — 255 с.
Для полноты революционной эстетики я пригласил из своего класса Катю Бурову и Сашу Миронова, с которыми осуществил ролевую декламацию программного стихотворения «Колокол Времени». Мы были довольны своей работой и на волне энтузиазма наделали ещё кучу записей, из которых в 1994-1995 годах я нарезал ещё кучу «магнитоальбомов» как «Происшествия», так и своих личных. Этот материал был очень сыро записан, но обладал большим поэтическим и музыкальным потенциалом. Многие песни немедленно вошли в репертуар группы («Сиамский кот»), другие были на какое-то время забыты (как, например, наши будущие хиты «Таинственные цветы» и «Танцевать»), третьи подверглись долгой и тщательной доработке («Ты был королевским наследником», «Хозяйка», «Такая беда пришла»).