Десять пуль
У меня есть песня «Десять пуль для Святого Себастьяна», одна из лучших. В ней хаос чувств, героев, отсылок — сложно разобраться, да и не нужно. Те, кто пытаются понять песню на уровне интеллекта, задавали мне вопрос, почему пуль именно десять. На самом деле, это абсолютно бессмысленная отсылка к Десяти стрелам Гребенщикова, (в случае с Себастьяном единого канона не существует, это же не Семистрельная икона Богоматери).
Или вот ещё спрашивают, от чьего лица написан Святой Себастьян. Я не люблю об этом говорить, потому что правильный ответ такой: эта песня написана от вашего лица. Это вам 16 лет. Это вас убивают в песне . Эта часть вашей личности — именно она важнее всех, потому что она плачет и хочет жить. И как вы с ней поступите после того, как песня окончится — это ваш личный выбор перед лицом Господа и своей совестью.
Не представляю, что было бы, если бы я высказал это открытым текстом. Меня бы, наверное, приняли за фанатика — и не ошиблись бы, я и есть фанатик. Ничем иным невозможно объяснить, что я пою эти песни вот уже столько лет, тратя на это практически все имеющиеся ресурсы.
Итак, я, наконец, смог сформулировать свою глобальную художественную задачу. Она заключается в том, чтобы вызывать до предела обострëнные эмоции — сострадание, радость, ненависть. Именно в этих эмоциях и заключается жизнь, а не в социальном статусе, не в подавлении желаний, не в примерном поведении перед взрослыми. Если человек сбрасывает оболочку и смеётся, плачет, а может быть даже целует того, кого давно мечтал, но боялся поцеловать — значит, я написал правильную песню.
И да, я уверен, что именно в этом заключается моё служение. Как это было у Матфея 18:8: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное».
Но штука в том, что Павел проводит резкую границу между небесным и земным: «Их конец — погибель, их бог — чрево, и слава их — в сраме, они мыслят о земном. Наше же жительство — на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа» (Фил. 3:19,20), «Вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу» (Еф. 2:19).
Что это значит? Это значит, что у творчества (с точки зрения христианина) — другое гражданство.
Язык — не национальность
Я люблю говорить, что язык не является признаком национальной идентичности. По-немецки говорят в Германии, Швейцарии, Австрии, Люксембурге и т.п., но это разные народы. В то же время в России, для нас, немцев, родной язык — по большой части, русский. Национальность — это результат личного выбора, мотивированного взглядами человека и имеющего (кстати, не всегда) подтверждение в истории его семьи. Естественно, в некоторых государствах есть и формальный статус национальности, который надо официально подтверждать, но я сейчас не об этом.
Когда я общаюсь на русском языке с людьми через творчество, иногда мне кажется, что у меня и у некоторых из них какие-то два разных русских языка. И моя национальность тут ни при чём, дело в психологии. Вроде люди читали одни и те же книги, вроде возраст у нас примерно один и тот же, но, когда им поёшь, когда тормошишь их, они пугаются своих эмоций и включают защиту. Им безопаснее меня не понимать, безопаснее включать какие-то стереотипы, которые разложат всё незнакомое по привычным полочкам. Можно, конечно, наперекор выложить тотальную аргументацию каждого вздоха – а толку-то? Если и поймут, то всё равно не поверят. Потому что плакать стыдно. Смеяться стыдно. Жалеть стыдно. Ненавидеть стыдно. Потому что зона комфорта важнее.
Естественно, с близким кругом коллег/слушателей, которые не боятся рвать шаблоны себе и мне, всё происходит совсем иначе. В наших закрытых чатах каждое слово собеседника ждёшь с нетерпением и жаждой. Иногда, правда, жестоко огребаешь в интеллектуальном споре, но это нормально)) Ещё удаётся легко общаться с детьми, потому что они верят на слово, и не боятся говорить с тобой на равных (по крайней мере, у меня с ними такие отношения).
Я вчера на концерте подумал: а может быть, наши встречи — это просто такой кружок по созданию/изучению Другого Русского?
Не исключено, что это тема для новой песни. Хотя подобные мысли и в старых текстах проскальзывали. Кажется, я это в десятом классе школы написал:
А в жёлтых окнах ведут беседы
И неспешно пьют чай,
Выбрав самые нейтральные темы
Про службу и про трамвай,
А за окном слышны крики боли —
Беда пришла с другой стороны,
Для тех, кто был фиалками в поле
Антимещанской любви.
«Фиалки», 1995.
Тут, кстати, затесался любопытный символ — «жёлтые окна». Естественно, имеется в виду вечернее освещённое окно. Этот образ одним из первых придумал Александр Блок — как символ мещанской жизни. Но в его время электричество, во-первых, было роскошью, а во-вторых, эдаким маркером научно-технической революции (и само стихотворение называется «Фабрика»). То есть, сейчас надо было бы петь, наверное, про залипание в инсте на шестнадцатом айфоне в офисе Роснефти — но кто мог такое предположить что в 1903, что в 1995 году? Я имел в виду в своей песне точно не элиту, а средний класс, мещанство.
Блин, опять я за своё. Скажи я такое на людях, опять выяснится, что все, конечно, неслабо уважают Блока, но никто не помнит, за что именно.
А у него — «в белом венчике из роз впереди Иисус Христос».
Зачем поэзия
Можно хорошо владеть языком, дружить с рифмами и прочее, но без эмпатии на следующий уровень выйти невозможно.
В поэзию идут за самовыражением. С точки зрения автора это, наверное, выглядит так. Вот, смотрите, люди, это Поэт. Он душевно не такой, как вы, и пишет об этом стихи. Читаем, не отвлекаемся, у автора чуйства, у вас в теории тоже. Мама, ты здесь? Посмотри, каким крутым вырос твой ребёнок, теперь я всё умею сама/сам. Похвали меня, мне в детстве не хватило. И, чтоб два раза не вставать, издай мне книжечку, я пока на книжечку не заработало.
Среди ровесников это обычно прокатывает. Но потом подростковый возраст, как правило, заканчивается, и у людей нет больше времени на такие формы психотерапии. Конечно, дохера таких подростков доживает до пенсионного возраста, и я бы даже сказал, что их большинство — в литературных журналах, на рок-сцене. Жалкое зрелище, но им почему-то норм.
Но есть следующий маленький шажочек: понять, что на самом деле ты точно такая же заурядность, как и все вокруг, и просто не имеешь права привлекать к себе внимание. Но если тебе реально есть что сказать, ты просто берёшь и говоришь.
Где автор в стихотворении, например, Вадима Жука? Нет его, он не нужен. Есть только то, что автор увидел в другом человеке. И только это является по-настоящему важным, что нужно донести до мира.