Мне нравится рассказывать о нашем спектакле, но есть один вопрос на который я пока не могу чётко ответить. Этот вопрос – как нам вообще пришло в голову создать театр. Никто из нас никогда не работал в этой сфере; все участники проекта повстречали друг друга на музыкальной сцене. Исключения было лишь два: за пару лет до этого я сыграл роль третьего плана в спектакле театра «ТеНер» (и решил, что это не моё), а Дмитрий Урюпин много лет был режиссёром такого специфического жанра, как радиодрама.
Вообще-то, создавать свой театр – это очень сложно. Даже у профессиональных режиссёров, актёров, сценаристов часто не хватает на это сил, денег, мотивации. И вот я думаю: а может мы отважились на это именно потому, что мы посторонние люди? Ведь сначала у нас не было больших целей, мы просто двигались шаг за шагом, по чуть-чуть. И только потом стало ясно, что из этого рождается именно театр – ни больше, ни меньше.
Спектакль «Воздушный шар» складывался из песен, многие из которых были написаны нами с Ольгой Терещенко очень давно. Но мы не просто переосмысливали своё творчество, мы буквально задыхались от желания спеть о том, что волнует людей вокруг – о страхе, ненависти, надежде, любви. Мы привыкли, что это наша реальность, мы хозяева в ней, и что вся отечественная песенная традиция посвящена судьбе простого человека. Но что делать, когда в начале XXI века обычные слова русского языка оказываются вне закона?
Подобно тому, как Шекспир отправил Гамлета в Датское королевство, а Данте так и вовсе сошёл во ад, мы поместили наш сюжет в средневековую Францию. Ну а почему бы и нет? Не одно поколение находило ответы на насущные вопросы в романах Дюма, Сабатини, Скотта, Стивенсона. Всегда можно рассказать о грешниках и праведниках, еретиках и инквизиции так, чтобы люди нашли ответы на волнующие их вопросы. А если тебя услышит человеческое сердце, значит, тебя услышит Бог.
Начала складываться команда. Самым важным было выбрать исполнительницу главной и единственной роли. Тут у нас сомнений не было, мы сразу поняли, что именно Юлия Теуникова способна выразить двигавшие нами отчаяние и любовь. Правда, до этого Юля никогда не играла на театральной сцене, но это никого не смутило. Затем мы позвали Дмитрия Воспенникова на свет, а Дима Урюпин открыл в себе таланты театрального режиссёра. Сочинённые мной аранжировки ожили в исполнении молодой, но очень профессиональной флейтистки Алины Зверевой. Ни на что особо не надеясь, мы пригласили сыграть на виолончели Петра Акимова – а он взял и согласился.
Каждый из нас раскрылся с какой-то новой стороны, но больше всех – Юля Теуникова. Я и сам не вполне понимаю, почему я так поверил в Юлю, но её вклад превзошёл все ожидания. Репетиции шли два месяца один-два раза в неделю. С каждым разом наша история захватывала нас больше и больше, и мы, наверное, стали сами мыслить немного по-средневековому. По крайней мере, когда мы пели по-французски на три голоса о лагере еврейских беженцев на берегу далёкой и чужой месопотамской реки, я был уверен: ТАМ нас слышат.
Видимо, это просветление (уж и не знаю, как это иначе назвать) передалось зрителям, и билеты на премьеру продались за три недели. Ни один наш музыкальный проект не был принят публикой столь решительно! Но больше всех поразила, конечно, моя старинная знакомая Наталия Пышняк , известная как Бабушка Наташа, которая решила приехать на спектакль из Брюсселя, несмотря на закрытые границы и инвалидное кресло. Когда об этом стало известно, «Гиперион» опубликовал о ней отдельный пост.
Сколько было сделано чёрной работы, сейчас уже невозможно вообразить. Режиссура, дизайн, реквизит – всё это придумывалось, закупалось и изготавливалось прямо между репетициями, часто по ночам. Мерч, программки, афиши, задник сцены, который мы еле смогли довезти в метро, и особенно активность в социальных сетях – всё это я буду вспоминать ещё долго. Тридцать картонных коробок, которые очень кстати списали в музее, где я работаю, Дима Урюпин забрал на такси. Кира Бычкова и Дана Надольская помогали ему резать и клеить картон. Но мы никак не успевали применить всё это на репетициях, нужен был финальный прогон.
За пару дней до постановки мы привезли всё наше добро на обычную репетиционную базу и проверили в деле то, что пока существовало лишь в теории. Если бы в комнату зашёл кто-нибудь непосвящённый, он бы вряд ли что-то понял. Юля набрасывала ткань на картонные коробки, два Димы без конца протягивали провода, подключая и переподключая аппаратуру, Кира Бычкова изгибалась в неудобной позе, пытаясь запечатлеть происходящее на фото, я и вовсе лежал на полу, отдыхая после тяжёлого рабочего дня в музее. Всё отработать у нас не получилось, однако теперь мы точно знали, что провала у нас не будет. За день до премьеры мы привезли в «Гиперион» целую машину груза и установили задник сцены.
На следующий день я бежал с работы на всех парах. К моему приходу команда театра давно собралась в полном составе, включая подростков Сашу и Пашу, которые торговали мерчем и помогали по мелочи, а также звукорежиссёра Лизу Зюзину, с которой я до этого не был знаком. Шёл монтаж звука и света. Я понял, что не пригожусь и вышел в зал общаться с публикой, которая уже начинала собираться. С кем-то я был знаком по нашим концертом, но незнакомых лиц было больше.
Нормальные люди волнуются перед премьерой, но не мы. За пятнадцать минут до начала в гримёрке собрались я, Дима Урюпин, Ола Терещенко, Алина Зверева и Юля Теуникова; Пётр Акимов, согласно замыслу, спрятался в тёмном углу сцены. Было ясно, что мы сделали для спектакля всё, что только можно, и теперь от нас уже ничего не зависит. Нам просто нужно было показать то, ради чего мы собрали столько людей. Абсолютно спокойные и готовые ко всему мы вышли под свет прожекторов.
Я расположился в глубине сцены, хорошо видя только Юлю Теуникову, Диму Урюпина и несколько ближайших зрителей. Свет бил в глаза, но от этого было только лучше – я не отвлекался. Происходящее было совсем не похоже на наши репетиции, хотя мы и делали хорошо отработанные вещи. Мы словно вошли в резонанс, и у нас получалось намного больше, чем мы изначально хотели сыграть. Час-десять французской реальности пролетели на одном дыхании. После этого включился свет, и тут я понял, что люди в зале абсолютно потрясены. До меня постепенно дошло, в чём заключается кайф актёра – вовсе не в нарциссизме, нет! – наоборот, в эмпатии. Мы, наверное, ещё целый час общались со всеми, потом достали припасённое по случаю премьеры вино. У одной из зрительниц был день рождения, мы порезали тортик. Это был определённо один из счастливейших вечеров в жизни – но, к сожалению, слишком короткий.
Потом, спустя неделю, всё повторилось ещё раз – на фестивале авторской песни в Обнинске, куда мы привезли спектакль. Снова полный зал, снова эмоции зрителей, снова какое-то невероятное чувство сопричастности к миру – так, словно сверху Господь подмигнул (а кто знает, может, и подмигнул!). Помню, я сказал Оле Терещенко, с которой мы начали этот проект, что теперь больше не сможем жить так, как жили до этого. Спустя пару дней я написал «концепцию театра» – что-то вроде устава, только очень неформального.
Мы словно выдохнули. Теперь мы знаем: то, что у нас получилось, это театр, мы действительно его сделали. У нас появились планы – в основном, они касаются того, куда мы ещё свозим наш спектакль. Мы даже начали придумывать сюжеты для следующих постановок, хотя понятно, что работа над ними начнётся нескоро. Ну а ближайший повтор «Воздушного шара» пройдёт 2 июня всё на той же сцене «Гипериона». И это наверняка будет качественнее, чем два раза до этого. Но самое главное, что сказка, волшебство – они продолжатся. И Господь подмигнёт нам ещё раз.
Напоминаем, повтор спектакля можно будет увидеть 2 июня в «Гиперионе»: https://proishestvie.timepad.ru/event/3337983/