Этому событию предшествовала некая хронология событий, без которой ничего бы не произошло.
15 августа 1990 года. Услышав в гостях The Beatles, Алексей становится битломаном.
Кроме музыки в «Beatles» меня интересовала также биография группы, которую я знал по книжке Хантера Дэвиса. Джон Леннон, тогда ещё не казавшийся психопатом и наркоманом, представал в ней в приглаженном образе провинциального бунтаря, сумевшего проломить головой стену. Сходство первых глав его лайф-стори с окружающим меня миром вселяло надежду, но в то же время обязывало к агрессивному нонконформизму. Всё это не противоречило нашей семейной истории, нашпигованной борьбой за справедливость и последующими гонениями за эту борьбу, так что мне было несложно воспитать в себе соответствующие идеалы — тем более, я был предрасположен к ним и раньше. Подсознательно я был готов бороться с оружием в руках хоть за «Green Peace» (как раз тогда вышла соответствующая советская пластинка), хоть за мир во всём мире.

24 декабря 1990 года. Алексей начинает писать песни, воспринимая это как некую мистическую миссию. Первые песни — «Солнце встаёт» (1989-1991), «Запретный город» (1991) и другие. Вскоре Алексей организовывает со школьным другом Леонидом Ваккером творческий дуэт «Револьвер» (по названию альбома The Beatles).
Окончательное прозрение случилось 24 декабря (я запомнил дату, потому что потом это было для меня как день рождения). Я пришёл из школы, сделал себе какие-то бутерброды и сел у телевизора. Начиналась новостная программа, но я вдруг поймал себя на том, что не понимаю в ней и слова, и мои мысли заняты совершенно другим, внезапно свалившимся на голову открытием. Это была мгновенная вспышка — словно послание от ангела. Застыв как вкопанный с кружкой чая в руках, я понял, что всегда буду, чего бы мне это ни стоило, писать песни — чтобы Господь вложил в эту форму тот смысл, который сочтёт нужным.
Сочинял я песни, в основном, на автобусной остановке по пути в школу — в уме. Потом я стал писать тексты на уроках. Для меня это был уход из малоприятной реальности, и в случае какого-нибудь очередного конфликта с окружающими я говорил себе, что «пора уходить в андеграунд», подразумевая под этим самоизоляцию.
Апрель 1992. Алексей с одноклассником Виталием Феоктистовым организовывают акустический рок-н-ролльный дуэт, получивший по предложению Виталия название «Эйфория». В августе Алексей покупает бас-гитару и учится на ней играть, но в основном продолжает играть на акустической гитаре и петь.

Март 1993. Алексей посещает Лондон по школьному обмену, где прожил две недели в семье дизайнера звукозаписывающей компании EMI Ричарда Буша.

Апрель 1993 года. В «Эйфории» Виталия сменил Александр Елагин. Название, за отсутствием лучших идей, остаётся прежним. Группа включает в репертуар также песни Саши, две из которых впоследствии записаны Алексеем.
Июнь 1993. Первый сценический опыт Алексея: участие в концерте школьной рок-группы на соло-гитаре. Появление субкультуры «выхинских битников».

Однажды в мае 1993 года, собравшись с Сашей на репетицию, мы услышали откуда-то с лестницы характерный звук, в котором без сомнения узнавалась игра на ударной установке. Недолго думая, мы рванули вверх, и на лестничной клетке четырнадцатого этажа наш спринт был вознаграждён: мы попали на репетицию дворовой группы, носящей гордое название «Арматура». Лидером коллектива был барабанщик Саша Вербинский, живший в квартире рядом. На ритм-гитаре играл и пел обаятельный блондин Денис Мосалёв, учившийся в классе у моей мамы. Басист Эдик был пьян и постоянно сползал с лестницы, гитарист Фёдор рубил по всем струнам гитары сразу, из-за чего музыка тонула в грохоте. Группа играла русский рок — «ДДТ», «Чай-Ф», «Наутилус», «Аквариум» — и готовилась выступить на выпускном вечере Дениса. После непродолжительного знакомства со мной Фёдор был пересажен за бас-гитару, а я стал играть на соло-гитаре. В этом составе мы и выступили три дня спустя под новым названием «Л.С.Д.» («Лёша, Саша, Денис»), не имея даже отдалённого представления о действии наркотиков. Запись, сделанная вскоре, гордо именовалась «Кислотный фронт».
После концерта было принято решение исполнять только собственные песни, значительную часть которых написал Денис Мосалёв. Мои же произведения в это время находились на стадии адаптации к русскому року, и выступать мне было толком не с чем. Правда, некоторые вещи я обкатывал в «Эйфории» с Елагиным, но выглядело это либо по-детски, либо чересчур подражательно по отношению к окружающему музыкальному фону. Впрочем, одна из моих песен, уже упоминавшаяся «Времена изменились», понравилась группе, и мы попытались однажды её записать, предприняв в результате — теперь в это трудно поверить — целых шестьдесят четыре бесплодных попытки подряд.
К этому времени наша рок-н-ролльная компания окончательно сложилась и насчитывала человек двадцать, пёстро одетых и очень шумных. Звали мы себя, по предложению Елагина, «выхинскими битниками». Как-то однажды, после случайного визита в универмаг, у нас появился и свой опознавательный знак — шнурки на шее; причём у главного зачинщика этой идеи, которым, как ни странно, был Лёня Ваккер, шнурок перехватывался алюминиевой вилкой. С битниками мы вряд ли имели какое-то сходство; скорее, я думаю, мы напоминали недозревших панков — тем более, что почти все мы слушали, в основном, «Гражданскую Оборону».
Август 1993. Алексей Караковский пишет одну из лучших своих песен «Моя революция», после чего начинает поиски новой стилистики. Так появляются фолк-рок песни «Некуда податься», «Ветер (Бога нет)», «Опричнина» и другие.


Январь 1994. Неудачный опыт взаимодействия с КСП приводит к знакомству с Татьяной Королёвой и Дмитрием Лихачёвым. Татьяна впоследствии войдёт в состав творческой ассоциации «32 августа». Алексей и Дмитрий создают группу «Шпиль», исполняющую песни Лихачёва.

Май 1994 года. Алексей Караковский внезапно для себя становится арбатским тусовщиком: сначала он поёт среди киноманов, где знакомится с Аннушкой Гришиной, а потом среди хиппи, где находит Михаила Гусмана. В июне оформляется акустическое трио под названием «Неполный набор».
Понятие квартирного концерта для нас, естественно, восходило к легендам восьмидесятых. Никто из нашей компании никогда не был ни на одном таком сейшене. Мы решили все делать по наитию и в результате через некоторое время сколотили довольно стабильную компанию музыкантов и слушателей (10-15 человек), которых водили с квартиры на квартиру, когда там не было родителей. За лето 1994 года мы провели около десяти таких сейшенов, приглашая людей, проявивших к нам хоть какую-то симпатию на Арбате. Туда меня влекло обилие нового народа и отсутствие замкнутого круга знакомых: я знал, что это прибавит нам единомышленников, да и нас самих изменит. Так оно и вышло. Наша компания постоянно менялась и увеличивалась за счет наиболее ярких и творческих представителей тусовки.

Август 1994 года. Выступление «Неполного набора» в «ДК Метромаш» с живыми ударными приводит участников группы к пониманию, что они вышли на некий новый уровень качества.
Потом на сцену вышел «Неполный набор» с песнями «Моя революция», «Скандал в детском саду» и «Автобус». Первую из них слушатели пропустили мимо ушей, но на второй зал немного разогрелся. Третью композицию до этого мы репетировали всего один раз. Перегнувшись через ударную установку, я закричал барабанщику: «Серёг, играем рок-н-ролл, ты вступаешь первым», после чего Ганз Иваныч врубил рок-н-ролльный ритм гораздо быстрее ожидаемого. Миша включил фузз, а я, поняв, что всё равно не сумею сыграть на басу свою партию без ошибок, быстро перестроился на панк-волну и стал рубить по струнам как попало. Итоговый результат приближался к тому, как «Гражданская Оборона» играла бы Элвиса Пресли. Чтобы продемонстрировать, что так всё было задумано, мы старательно носились по сцене; я сбросил на пол шляпу, одолженную только что у Бродяги, а Гусман сделал вид, что прыгает по ней. В итоге всем понравилось наше выступление, а мы с Мишей поняли, что умеем беситься на сцене вполне вдохновенно.
После концерта в ДК Метромаш мы ещё несколько дней подряд ездили на базу и даже попытались записать пару песен на мой старенький магнитофон. Вечером тридцать первого августа мы с Аннушкой и Мишей возвращались к метро «Университет» после заключительной летней репетиции. Был теплый летний вечер, и думать о школе не хотелось. Кто-то из нас пошутил, что «наш набор стал полным». Это подвело черту под волшебным летом 1994 года. Что делать дальше? Мы точно знали одно, что мы хотим играть музыку, и что мы стоим на пороге чего-то нового и очень большого. Чтобы понять, к чему мы пришли, не потребовалось много времени.
Название «Происшествие» возникло за несколько дней до моего шестнадцатилетия — по официальной версии, в честь сабантуя, устроенного в «Метромаше». Но были и другие причины: интуитивно я понимал под происшествиями интересовавшие меня исторические события и вообще побудительные мотивы к творчеству; к тому же это была своеобразная адаптация английских терминов happening и performance. Приглашая друзей на праздник, я сразу всех предупредил, что у нас с Гусманом и Аннушкой возник новый музыкальный проект, но на деле пока поменялось лишь название: ни репертуара, ни аранжировок толком не было.
Таким образом, появление «Происшествия» стало результатом предыдущего творчества, его осмысления и переработки. Этот постоянный самоанализ стал отличительной чертой группы.