Алексей Караковский:
Фестиваль «Кабанник», на который нас пригласили под впечатлением выступления «Происшествия» на «Быть добру!», выгодно отличался полным отсутствием пафоса, и музыканты на нём играли, в основном, малоизвестные. Ходили слухи, что бюджет это мероприятия составлял смешные тридцать тысяч рублей — в 7-10 раз меньше, чем считалось нормальным для небольшого фестиваля. Необычное название объяснялось просто: Кабан — это было прозвище организатора фестиваля, Владислава Зражевского. «Происшествие» попало в число хедлайнеров, и наше название гордо красовалось на всех афишах.
На «Кабаннике» с «Происшествием» не мог сыграть Саша Баранов, а в акустическом варианте мы не видели смысла выходить на фестивальную сцену, но Света нашла на замену барабанщика Михаила Ахромеева, оказавшегося настоящим профессионалом. Несмотря на то, что фестиваль проходил в Тульской области недалеко от посёлка Заокский, а погоду обещали плохую, у нас опять собралась большая компания: на машине поехали Гусман с Катей, Тимофей с Сашей и Катина дочка Машенька, а на фестивальном автобусе — я, Миша Ахромеев, Света Анисимова и Влада Рукавишникова. Усевшись на переднем сиденье, Влада всю дорогу фонтанировала чёрным юмором так, что уже через пару десятков километров совершенно очарованный Ахромеев сказал ей, что «теперь я весь твой — как мужчина и как барабанщик». Впрочем, в будущем это обещание исполнено не было.
Мы приехали на фестиваль намного раньше выступления «Происшествия» и сначала долго убивали время. Обещанный дождик то шёл, то не шёл. Из выступающих групп нам запомнилась группа «Театр одного вахтёра», вокалист которой, Алексей Самолёт, раздевшись до пояса, намного активнее других музыкантов носился по сцене, а одну из песен пел лёжа, делая конвульсивные движения ногами. Выступала на фестивале и группа его жены, Нюры Давыдовой, названная без изысков — «Демоны Анны». Спустя долгие годы после того, как мне довелось с ней поиграть на одной сцене, Нюра перешла с гитары на клавишные и стала исполнять что-то похожее на готический рок. Собственно, все группы, которые мне удалось услышать на «Кабаннике», исполняли достаточно тяжёлую музыку и, временами, очень серьёзную — как в этих двух случаях.
Перед «Происшествием» выступали панки с каким-то англоязычным названием. Эта группа запомнилась прыгучей вокалисткой, которая кричала в микрофон «Я люблю кефир!» и двумя нестроящими друг с другом саксофонами, на одном из которых играл негр, а на другом — парень, разряженный под глэм-рок. Несмотря на адский хаос, чувствовалось, что по отдельности эти ребята умеют играть, просто надо иногда состраивать инструменты и хоть чуть-чуть репетировать.
Выйдя на сцену, мы были ослеплены софитами и перестали видеть происходящее. Выступление группы пришлось на прайм-тайм, поляна была переполнена народом, а охрана у сцены организовала живую цепь, через которую то и дело пытались прорываться нетрезвые восторженные люди. Чувствуя серьёзность момента, я сделал всё, чтобы «Происшествие» качественно отстроилось перед выступлением.
Как и на предыдущих фестивалях, мы начали с «Феодосии», потом перешли на «Танцевать!» и «Таинственные цветы». С Ахромеевым было так же легко играть, как и с Барановым — за час выступления он ошибся только в одной песне. На «Поцелуе в лифте», пытаясь вглядываться в плохо освещённое пространство у сцены, я заметил, что девушки на поляне шевелят губами, явно подпевая слова. В этот раз у нас оказалось много песен в исполнении Гусмана, и на них я носился по сцене, как мог — благо, тренировки у Чебыкина помогли отточить эти способности. К середине нашего выступления стало плясать уже даже оцепление охраны. Заканчивалась программа «Сергеем Есениным», и на этой песне мы с Мишей прыгали, как могли, уже не экономя сил.
Доски сцены опасно трещали под ногами. Ударная установка, несмотря на резиновый коврик, от ударов по бас-бочке постепенно съезжала вперёд, и вдруг на последнем куплете «Каберне» внезапно замолчала. Мы продолжили играть, и Ахромеев вернулся через несколько тактов. Было некогда разбираться, что произошло. После выступления Миша рассказал, что стул, незаметно сползавший по сцене, вдруг попал в щель между досками, и Мишу буквально отбросило назад. Если бы не тяжёлая кожаная косуха, он мог бы пострадать, но всё обошлось.
Дождь, ливший всю ночь, продолжился и в шесть утра, когда мы встали, и позже. Мокрые и замученные богатой событиями ночью волонтёры во главе с Соней Юрченко сидели на единственном сухом месте — на сцене. Внедорожник, за рулём которого сидел Гусман, имел немного шансов проехать по размытой тропе, ведущей через поле к грунтовой дороге: машину крутило по грязи во все стороны. Чтобы убедиться в этом окончательно, нам потребовалось буквально двадцать минут и тридцать метров. Поставив машину обратно на стоянку, Миша вернулся в лагерь, а мы впятером отправились пешком в сторону посёлка, уповая на везение и автостоп.
Думаю, мы представляли жалкое зрелище. Влада, впервые оказавшаяся в такой передряге, шла впереди всех, почти не оглядываясь. С Саши Тэвдой постоянно слетали резиновые тапочки, и она топала босиком по щиколотку в грязи. Кое-где дорогу пытались засыпать щебнем, и такие места мы обходили по траве. Я не был до конца уверен, что правильно помню дорогу, но спустя четыре километра нас догнал парень, ехавший на машине с «Кабанника» к станции Тарусская. До электрички оставалось минут сорок, так что перед погрузкой мы даже успели поесть. Гусман и компания, рисковавшие надолго застрять на фестивале, провели в ожидании не так уж много времени: через несколько часов по полю накатали новую тропу, и машина благополучно вырвалась из леса на грунтовую дорогу.
