Алексей Караковский:
…у меня состоялись первые в жизни гастроли в Тулу, где жила Ольга Агапова по прозвищу Анархия. Эта девушка была для нас больше, чем подруга — Ольга принимала участие практически во всех событиях в нашей жизни, приезжая в Москву, как правило всего на два-три дня и вписываясь, в основном, у Гусмана.
Я познакомился с Ольгой 15 августа 1994 года — в годовщину смерти Цоя и одновременно в день рождения Вудстока. Знаменательный день надо было отметить по-особому, так что я вышел прогуляться по Арбату в аккуратном сером пиджаке, похищенном из отцовского гардероба, и зверски разрезанных джинсах. Гитара, рваный красный рюкзак и чёрная лента на лбу в то время были моими постоянными атрибутами, так что неформала во мне не узнал бы только слепой. Идущая навстречу мне по улице девица была одета столь же вызывающе — длинное расшитое бисером лоскутное платье, гигантские круглые очки, ксивник, хайратник с нелепым помпоном. Признаюсь, я с интересом ждал, чем закончится наше встречное движение. «Привет, не знаешь, где находится Музей Востока?» — спросила она. «Наверное, на Востоке», — ответил я. После этого куда бы мы с ней не приходили, везде натыкались друг на друга. Отдельные группки людей пели «Крематорий», большинство, конечно, Цоя — Арбат гудел до поздней ночи. Разумеется, мы с Ольгой разговорились и провели за болтовнёй несколько часов. Потом встретились на следующий день и долго сидели в подъезде за бутылкой вина — стандартное времяпровождение тех лет… В конце концов, я всё-таки проводил её на электричку и пообещал приехать в Тулу. Анархия, в свою очередь, уже через месяц приехала ко мне на день рождения, где я познакомил её со всей нашей компанией. Тут же родился типичный хипповский прикол: используя фразу «Анархия — мать порядка», мы вписали Олю в систему братско-сестринских связей, в результате чего Гусман вдруг стал мне «системным дядей» и получил дополнительное прозвище «Дядя Миша».
Ольга училась в Тульском педагогическом университете имени Л.Н. Толстого на филологическом факультете и одновременно играла в местной театральной студии; кроме того, она писала стихи и иногда пыталась сочинять песни на театральную тематику — в печально-романтическом ключе. Побывав на нескольких выступлениях «Происшествия», да и вообще проводя с нами много времени во время недолгих визитов в Москву, Ольга поняла, что обязана познакомить местную тусовку с творчеством нашей группы. Таким образом, в начале июля Ольга с помощью единомышленников-туляков, начала организовывать наши гастроли в город Левши, самоваров, пулеметов и самого страшного тульского оружия — тёмного пива «Таопин».
Надо сказать, что перед тем, как повезти в Тулу весь состав «Происшествия», мы уже ездили в город — с целью отчасти разведки, отчасти саморекламы, отчасти для того, чтобы просто поприкалываться.
Первый приезд в Тулу с Лихачёвым закончился безудержным пьянством, но ещё до этого, в трезвом состоянии, мы с Ольгой предприняли попытку забраться на стену тульского Кремля, где нас и арестовала тамошняя охрана. Заведя в помещение, сторожа в грубой форме потребовали штраф, но денег у нас не было, и Митя предложил оставить в залог свои перчатки (не исключено, что кого-то они впоследствии сильно согрели). Потом мы пошли по городу, повсюду встречая Ольгиных знакомых и выпивая с каждым по паре бутылок пива. Сыграли песни в подземном переходе у Почтамта — основном месте здешней тусовки, наподобие Арбата. С утра, проснувшись, я заметил рядом с собой мирно сопящую Ольгу, и понял, что ничего не помню о том, чем кончился вечер. Правда, приподняв голову, я увидел за Ольгой Митю, и это меня несколько успокоило: вероятно, войдя в квартиру, мы так и рухнули вповалку на диван…
В декабре 1994 года я снова отправился в Тулу — на этот раз с Гусманом (именно в эту поездку мы написали повесть «Пиндершвондер»). Мы выпендривались, обращаясь друг к другу «князь» и «сэр», и, наверное, произвели фурор среди впечатлительных тульских студенток, когда спели им несколько песен в одной из аудиторий ТПГУ перед семинаром по философии. Потом мы отправились на культовый спектакль К. Сергиенко «До свиданья, овраг», где Ольга играла одну из ролей. Закончилось всё также тульским пивом, но уже без катастрофических последствий. Таким образом, когда мы собрались явиться в Тулу с гастролями, нас там уже немного знали.
Мы приехали в Тулу 16 июля 1995 года втроём — я, Гусман и Наташа Беленькая. Зайдя к Ольге, первым делом мы ограбили её гардероб, соорудив себе яркие наряды, в которых весь день щеголяли по городу. Дойдя до местной речки Упа, мы забрались под мост (там была отличная акустика), где отрепетировали почти двухчасовую программу, ещё не зная, что этого может не хватить.
Наталья оделась цыганкой, выбрав самые яркие и цветастые наряды. В сочетании с её еврейской внешностью смотрелось это потрясающе. К тому же скрипку Наташа обычно предпочитала носить не в футляре, а в руках, поэтому если она очень уж сильно убегала вперед, мы всегда имели возможность найти её по звуку.
Гусмановские светло-русые волосы Ольга Анархия и её подруга Ирина Свиридова заплели в мелкие косички, превратив их примерно в то, что делают адепты Джа, а сверху нахлобучили какую-то совершенно невероятную шляпу. Кроме того, Гусман натянул жилетку поверх тельника, что окончательно и бесповоротно стало модным в «Происшествии» на несколько лет вперёд.
Я, напротив, выглядел нарочито строго: черные джинсы, черная футболка, и лишь длинный цветастый платок, завязанный вокруг лба, подчеркивал, что я тоже «Происшествие», а не сам по себе. Выглядели мы похожими на бродячий оркестр, и это нам чертовски нравилось. Ещё не зная, что такое перфоманс, мы распевали песни и подкалывали прохожих. Я чувствовал, что на моих глазах рождается новая идея группы, выходящая за слишком академичные рамки «рока с учебником истории».
Концерт проходил поздно ночью в котельной по адресу улица Сойфера, дом 13-а, в помещении глиняной мастерской, в которой работали наши друзья Катя Мирошниченко (впоследствии известная как Катя Кушнер) и Костя Дьяченко. Ещё до начала концерта нас напоили чаем и вручили в качестве подарков глиняные нэцке Катиной работы. Уже к этому моменту в котельной слонялось из стороны в сторону не менее пятидесяти человек, а уж сколько народу собралось к началу выступления, я и вовсе не могу оценить. Никакой входной платы не было, как и мысли об этом. Вместо этого люди приносили в больших количествах местное пиво и делились им со всеми подряд.
«Сцена» располагалась на узкой лестничной площадке метрах в трёх от земли, поэтому публика находилась ровно у нас под ногами. Мы старались изо всех сил, переиграли весь репертуар, после чего повторили десятка два песен по второму разу (в принципе, это была нормальная ситуация для удачного концерта тех лет, хоть я и не любил гонять одно и то же). Энергетика от людей шла безумная. Мне казалось, что нас либо расцелуют, либо разорвут на куски от восторга.
Незадолго до начала концерта ко мне подошёл какой-то панк и стал интересоваться, что мы играем. Я перечислил все близкие стили, включая панк.
— Да ты не знаешь, что такое панк-рок! — заявил он в ответ.
— А что ты вкладываешь в это понятие? — поинтересовался я.
— Свобода и суицид! — фанатично закатив глаза, выпалил панк.
— Хорошие принципы, — ответил я. — Ну что, давай, пились!
— Что, здесь?
— Ну да.
К этому времени вокруг нас собралось несколько человек, с интересом следящих за развитием спора. Увидев их, мой собеседник немного опешил.
— А можно после концерта? — ответил он, и все попадали со смеху.
После того, как мы спустились с верхотуры, нас повторно засыпали подарками и приглашениями посетить Тулу. Вскоре попался на глаза и панк, с которым я говорил перед концертом.
— Ну что, — съязвил я, — будешь пилиться?
— Нет! — заорал он. — Я не панк, это ты панк!
После концерта мы с Гусманом остались в Туле на пару дней, неспешно попивая пиво и играя песни. Наташа уехала в Москву немного раньше, так как должна была выступать с «Кегли Маугли».
Как-то вечером мы сидели в мастерской — я, Гусман, Катя Кушнер и Ирина Свиридова. Делать было нечего, и Гусман лениво наигрывал песню группы «Э.С.Т.» «Катюша». «Спой», — попросил я без всяких задних мыслей. Миша исполнил мою просьбу.
Первый же куплет вызвал ироничную ухмылку со стороны Кати Кушнер: «Запомни, Катюша, я — гений, запомни, я твой командир…», — пел Миша. Второй куплет прошёл относительно спокойно, но на третьем изумилась уже Ира: «Запомни, родная Ирина, я всюду и вечно с тобой, прости, что не раз обзывался скотиной, прости, что общался с другой». После окончания песни неимоверно сконфуженный Гусман пробормотал что-то оправдательное, а потом отправился фотографировать трамвайное депо, расположенное поблизости.