В январе 1995 года, скучая на каком-то уроке, я написал одну из лучших своих песен — «Скорбно Анастасия шла». Название, как и тему в целом, я позаимствовал из книги румынского писателя Думитру Раду Попеску, не переиздававшейся с советских времён. Тем не менее, найти книгу было несложно в библиотеке журнала «Иностранная литература», которую я решил прочесть для саморазвития.
Песня строилась как диалог рассказчика-мужчины (то есть мой) и рефлексии Анастасии (её партию исполняла, конечно, Аннушка). Сюжет романа я не излагал, мне хотелось только передать атмосферу. В результате получилось динамичное произведение, в чём-то повторявшей описания войны в более абстрактном и расплывчатом «Юродивом». Дополнительным преимуществом было то, что песня не была длинной и состояла всего лишь из трёх куплетов.
Когда мы с Мишей и Аней собрались на запись «Анастасии», у меня в гостях оказался Лихачёв, сильно удивившийся, что мы планируем увековечить эту песню без репетиций. Не обращая внимания на его скепсис, я объяснил ребятам их задачи: это был тот редкий случай, когда я полностью заранее придумал аранжировку. После этого мы уверенно сыграли песню с первого раза, и Митя так удивился, что даже немного подпел в припеве, внеся свой вклад — повторение каноном слов «за полями». Впрочем, это не помешало ему написать через некоторое время едкую пародию со словами: «По тротуару, глядя в пол, угрюмо Караковский шёл». Я в ответ посмеялся и добавил к его пародии заголовок — «Скорбно анестезия шла».
Текст песни я записал на обороте плана выпускной работы по психологии, да так и сдал. Преподавательница, Наталья Петровна Смолянинова, прочла текст, зауважала меня и до сих пор вспоминает этот случай.
На перекрестке трех дорог без имени лежит убитый,
А за деревней поворот, и переполнены могилы,
И замыкается кольцо, и на деревнях спят вороны,
И окровавлено лицо, и слышен голос незнакомый:
Я устала от потерь, даже слёз почти не стало,
Сквозняком открыта дверь, и опять, и все сначала,
Над пустой деревней мрак, в кабаках открыты окна,
И повсюду только страх, и вином залиты стекла.
А за полями тишина — скорбно Анастасия шла.
За пустырями спит река и льдом прикована к постели,
Скорбно Анастасия шла, и огоньки вокруг горели,
А по реке плывут дрова, в селе убиты все мужчины,
Болит ночами голова от гула взорванной равнины.
А в кабаке орет народ, и водку хлещут комиссары,
Один споет, другой пропьёт, и нету смысла жить сначала,
Пытаясь радости украсть, они от страха поседели,
За ними караулит власть в корчме, на кухне и в постели.
Автор книги, прозаик Думитру Раду Попеску был председателем румынского союза писателей в последнее десятилетие режима Чаушеску и вообще являлся видным партийным деятелем. Тем удивительнее, что роман «Скорбно Анастасия шла» (в английском издании — «Tenderly Anastasia Passed» или «Gently Was Anastasia Passing») не был коммунистической агиткой и содержал, помимо прямого смысла, множество интересных и трудно вычленяемых контекстов — как исторических, так и чисто литературных. В мае 2011 года я провёл целое расследование, чтобы выяснить, какова история книги.
Сюжет, на первый взгляд, был довольно прост. Действие шло в придунайской деревне на границе Румынии и Югославии, оканчивалась Вторая мировая война. В лесах прятались партизаны, в деревне квартировались немцы. Во время мобилизации из деревни увезли всех молодых мужчин, в том числе Эмиля, жениха двадцатилетней учительницы Анастасии. В деревне остались бургомистр (отец Эмиля), доктор, хозяин пивной по фамилии Стойкович, дурачок Василе, кое-какой мелкий алкоголический сброд, женщины, дети и старики. В целях защиты односельчан от немцев, бургомистр провозгласил автократический режим (уж не метафора ли режима Антонеску содержится в этой истории?). Бургомистрская жизнь проходила в пирушках, унижении слабых и совращении женщин. Анастасии бургомистр говорил, что «заботится» о ней и, действительно, пресёк приставания со стороны дурачка Василе, ставшего его личным охранником.
После очередного налёта немцам удалось подстрелить сербского партизана, и бургомистр по указке немцев запретил хоронить серба, грозя тем, кто ослушается, расстрелом. Партизаны в ответ пообещали на следующий же день занять деревню и отомстить за убитого. И вот тогда произошло нечто действительно страшное. Не взирая на запреты, Анастасия вышла на площадь и средь бела дня начала на глазах у всей деревни и совершенно офигевших немцев рыть могилу для партизана. Алкоголики швыряли в неё камнями, старики и старушки испуганно прятались по домам, бургомистр при помощи различных казуистических доводов пытался убедить Анастасию, чтобы она прекратила сопротивление. Для уговоров прибежал даже дезертировавший из армии Эмиль — всё только для того, чтобы убедить девушку не делать то, что она считает единственно важным. «Завтра придут партизаны, подожди до завтра», — предупредил её любимый ученик, мальчик Михай. «Мёртвые должны быть похоронены. Как им всем не стыдно?», — повторяла одну и ту же фразу Анастасия, прогоняя всех «искусителей», включая Эмиля и Михая. Разумеется, сразу после похорон девушка была арестована и, по сути, обречена.
Баланс сил в деревне рухнул. Немцы стали готовиться то ли к репрессиям, то ли к достойной капитуляции. Растерявший всю свою власть бургомистр признал нравственную победу Анастасии и даже выпустил её из тюрьмы на волю — но всего лишь только для того, чтобы она приняла мученическую смерть от рук олигофрена и садиста Василе, не раз уже пытавшегося её изнасиловать. Дальнейшее развитие событий (если оно вообще было) не имело уже никакого значения. Скорее всего, бургомистра поставили к стенке вместе с Василе, а может они удачно выкрутились и сделали карьеру в секуритате — кто знает…
В книге не было ни слова о Боге, но аллюзии казались настолько очевидными, что для меня «Анастасия» стала одним из самых христианских произведений, попадавшихся когда-либо — без показухи, пафоса, мракобесия. Это была хорошая, честная и очень болезненная книга о страхе, совести, настоящей свободе — и, кстати, о борьбе с авторитарными режимами. В 1979 году по этой книге сняли фильм, вряд ли ставший в Румынии культовым, но оставивший серьёзный след в биографии людей, которые над ним работали. Увидев его афишу, я сразу понял, что создатели кино выбрали подходящий образ для своей героини. Анастасия — обычная деревенская девушка, очень юная. Когда женщинам выпадает хоронить убитых мужчин, тут не может быть гламура. Двадцатилетняя актриса Анда Онеса не имела соответствующего образования и дебютировала на экране старшеклассницей. С «Анастасией», второй своей работой в кино, она получила приз за лучшую женскую роль на фестивале в Карловых Варах, и это стало пиком её актёрской карьеры. Дальнейшая судьба Анды была причудлива: философский факультет, преподавание философии, работа на телевидении, эмиграция в США, замужество, преподавание теперь уже американской истории, после чего, наконец, работа агентом недвижимости и консультантом по фэн-шуй. Судя по тому, как выглядела бывшая актриса спустя тридцать лет после съёмок киноленты, эти перемены пошли ей только на пользу. Режиссёр фильма, Александру Татос, через десятилетие после выхода фильма скончался в возрасте 53 лет (Чаушеску расстреляли, кстати, в том же году). В годовщину смерти кинорежиссёра фильм был переиздан на DVD с английскими, испанскими, французскими и немецкими титрами.
Поначалу сходство сюжета «Анастасии» с древнегреческой «Антигоной» не показалось мне существенным, но на него часто обращали внимание люди, знакомые с моей песней. Толковать замысел автора, честно говоря, было трудно. Аллюзия не добавляла ничего существенного к сюжету книги. Один из комментаторов в Интернете высказался вполне аргументированно:
Вероятно, на внешнем сходстве все и заканчивается, т.к. в случае Антигоны мы видим подлинно трагическую раздвоенность героини (как гражданка Фив она должна подчиниться законам, осудившим брата; как сестра она обязана провести обряд погребения). Фигура Анастасии, скорее, идеологична, а не трагична (в античном смысле) — разум и чувства у неё сливаются. Но платит она за них жизнью точно так же, как ее предшественница в стародавние времена.
Ещё один человек написал мне не менее чётко:
Мне кажется, эти старые книга и фильм особенно актуальны именно сегодня. Весь мир теперь стал глобальной деревней под руководством лицемерных бургомистров и толкающих к полной деградации хозяев пивной. Понятия стыда, совести, чести становятся все более размытыми, все менее актуальными. И все ж я верю, что среди толп деградирующих алкоголиков и трусливых приспособленцев вновь появится однажды юная Анастасия и назовет вещи своими именами. И найдутся души, которые ее услышат…
С того времени мы часто исполняли новую песню на концертах. Постепенно «Скорбно Анастасия шла» стала такой же важной для нас, как и «Моя революция», став главным нашим антифашистским гимном.
Песня полюбилась русским румынам, с которыми мне впоследствии доводилось общаться. В конце двухтысячных годов о ней положительно отзывался, к примеру, 80-летний поэт Кирилл Ковальджи, с которым я работал в литературном журнале «Пролог». Да и вообще, много ли в русской песенной культуре песен о Румынии — стране, с которой у России никогда не складывалось особо близких отношений? Я вот что-то не могу вспомнить сходу ни одной. Так что вполне возможно, что румынам просто нравилось, что за пределами их маленькой и не особо благополучной страны кто-то о них задумывается.